Автобиография
АВТОБИОГРАФИЯ
Родился я там, «где больше никогда не был», в городе Первомайске, 15 сентября 1954-го года, в Николаевской области (ранее Одесской) на Украине, в семье военнослужащего, Лушниченко Всеволода Петровича, в то время молодого офицера. Он был командир роты, блестяще справлялся со своими обязанностями, и, как большинство «Жуковских солдат», широко и открыто жил, пил, пел и «гулял» по Одесским степям и полигонам...
Моя мама, Винницкая Тамара Алексеевна, родилась и жила до замужества в г. Одессе. (Мой дедушка Винницкий Алексей Кононович родился в семье польского переселенца, моего прадедушки, пришедшего в г. Одессу в 1917-ом году в поисках лучшей жизни). Но лихой офицер - мой будущий отец, взял и увёз мою маму уже вместе со мной в Сибирские дали, а точнее в Дальневосточные, а ещё точнее в Сахалинские, откуда для меня, потом можно было и не вернуться вовсе. Острый бронхит и общее ослабление моего юного организма было таким, что врачи рекомендовали отправить меня на большую землю, либо самим родителям переехать на материк.
На Сахалине я прожил с перерывами с 1958 по 1962 год. Сахалин, город Оха, река Пионерка, бурундуки с пушистыми вздёрнутыми хвостами, невероятно ог-ромные грибы и зонтичные растения, подранная медведем корова и «охотники» забивающие сивучей лопатами и палками, «маленький китенок» в гараже у «рыбака» и усопшая «рыба-черт», которую отец принёс как-то вечером, вот почти все мои воспоминания о тех временах. Она так и не проснулась, эта рыба, в этом тазу с водой – страшная, пучеглазая и какая-то беззащитная...
В моей памяти, Сахалин навсегда остался в этих ярких и эмоционально сильных образах.
Огромные жуки короеды, серые в крапинку и переливающиеся на солнце, - красавцы жуки олени казались мне огромными и, непостижимо как, доступ-ными; они были размером во всю мою маленькую ладонь. Как-то на дневной прогулке по городу, в старшей группе детского сада, в сквере, мы проходили мимо скамеек, на одной из которых сидели два или три человека, высоких и одетых в светлые костюмы, по ощущению иностранцы. Они встали и подошли к нашей группе. На ходу один из них снял с себя новый, широкоформатный фотоаппарат «Зоркий-2» и передал мне, сказал что-то вроде «бери- изучай- пользуйся». Когда я вернулся вечером домой, то родители долго не могли понять, как такая дорогая, настоящая вещь могла оказаться у шестилетнего ребёнка...
Я долго разглядывал линзы, изучал автоматику и думал о том, как здорово всё отражается внутри фотоаппарата, и что его подарили именно мне...
Когда теперь я приезжаю в Волжский из Москвы, то стараюсь достать фотоаппарат и ещё, и ещё раз заглянуть в глубину этого «волшебного фонаря»...
Рисовать я начал поздно, точнее осознанно рисовать, с шести лет. Меня всегда удивляла способность других людей изобразить на бумаге что-то похожее на замысел.
Но у меня получалось это, на мой взгляд, плохо. К семи годам я определился с приоритетами образов и стал рисовать космос, звёзды, луну и космические ракеты, - уже недурно, на мой взгляд.
Эти образы казались мне полноценными, - луна, солнце и звёзды своим безусловным величием и прямым, независящим ни от кого влиянием на всё и всех пленяли моё воображение. Поэтому я рисовал огромное серо- голубое небо, жёлтые звёзды, огромную луну с горами и кратерами, ракеты в космосе в околоземном пространстве.
Один раз, это было на встрече нового года на Сахалине, мне тогда было лет пять, по радио передавали полонез Огинского. Я вдруг заплакал, мне стало так грусно и печально на душе, что я тут же заснул.
Во сне меня схватил когтистыми лапами огромный орёл и начал поднимать над скалистой местностью. Он поднимался всё выше и выше,- в горы и серое небо. Скалы уже остались внизу, а рядом со мной оказалась одна сплошная каменная стена – уходящая в поднебесье...
Тогда орёл разжал когти и я упал на край какой-то пещеры, открывшейся в стене… Всё это происходило на огромной высоте. На этом сон оборвался…
Вскоре меня окончательно перевезли на материк к Нине Андреевне Лушниченко ( Корневой, по “Астраханской” линии) моей бабушке, в г. Ленинск. Волгоградской области. Бабушка очень меня любила и хотела видеть порядочным и счастливым Человеком. Она предоставляла мне некий пласт культурно- эстетической и морально- этически непостижимой далёкой жизни, где все талантливы и великие, говорят по французски, поют на итальянском и ведут себя по английски…Но это было так давно и не долго…
Потом в моей жизни был сложный и даже опасный школьный период. Бесконечные переезды с родителями на новые места службы отца и назад на старые, но уже не так далеко, вносили хаос в мою грустную голову…
В первый класс я пошёл в 1962-ом году в г.Ленинске, Волгоградской области.
По иронии судьбы, я открывал новую, только что построенную школу, и об этом писала местная газета: “Юра Мушниченко перерезает ленточку…” и открывает новую школу. Мою фамилию ещё не раз изменят в СМИ, и в книгах различных авторов. Даже Марина Лаврентьевна Попович, в одной из своих последних книг, про НЛО, пишет, кажется, о «Лушниченкове из Волжска», но это уже не было важно для меня… как когда- то в детстве.
В г. Фролово, в конце октября, в 1965-ом году, я впервые серьёзно задумался о космическом пространстве и полётах в космос, особенно вечерами все выходили на улицу и задрав головы смотрели на яркие точки пролетающих спутников и пилотируемых «Восходов»...
Разве мог я предположить, что спустя тридцать с лишним лет буду беседовать о полётах на Марс, о марсианских городах- храмах в Звездном городке со своим другом Мариной Лаврентьевной Попович и вспоминать детство, далёкие шестидесятые годы. В десять лет, а точнее на мой день рождения, 15 сентября 1964 года, мама подарила мне толстую книгу «Юному художнику», в которой были собраны шедевры мировой живописи и архитектуры, с иллюстрациями, краткими библиографическими текстами, искусствоведческими резюме...
Мне многое понравилось – особенно образы картин и всё творчество Леонардо да Винчи, в целом. Он навсегда стал моим идеалом и «ментальным Учителем». Поразили моё воображение мистические картины Врубеля, работы Дюрера, пейзажи Шишкина, «вода» Айвазовского, выразительность Рокуэла Кента, загадочность пейзажей Куинджи, Николая Рериха…
Сюрреалисты, абстракционисты в большинстве своём меня не трогали, импрессионисты (страстным поклонником которых был мой отец, правда, он любил еще Рубенсовских женщин и «кн. Лопухину») меня интересовали только в плане выразительности, экспрессии, заполнения живописного пространства, мистики образов и непосредственно техникой исполнения работ... Огромное влияние на меня производили работы и сама жизнь Франсиско Гойи и Ван Гога, Сезанна (пространство холста, цветовые формы, влияние композиции).
Гоген мне казался психически больным, а Ван Гог, как ни странно, наоборот, - «терапевтом души», - его «ухо» и болезнь были досадным недоразумением.
Его картины казались мне правильными, наполненными жизнью или «вкусно- полноцветными», выполненными в созвучной мне «внутренней манере» отражения любви к Человеку, Труду, пространственной интеграции гармонии света, цвета, формы… Мне на всю жизнь стала примером его живописная форма самовыражения и «художественного» представления об окружающем мире.
В школе, в старших классах я всё видел в фатально- обречённом свете: «рисую плохо, дерусь плохо, потому что сначала боюсь, а потом бешусь.
Играю на фортепиано не лучше всех, петь - не умею, любить, имеется в виду физическое обладание женщиной, как другие (и подсознательно, как отец), - не умею» Куда бедному крестьянину податься? Как-то увидел в книге - каком-то альманахе, статью о Западно-Украинском «Левше», микро- художнике и умельце.
Я взял микроскоп, в школе (учительница биологии очень меня любила и хотела видеть во мне биолога и ученого) и стал иголками выцарапывать на медных пятаках и латунных пластинках портреты людей и просто, что придёт в голову.
В пятнадцать лет во мне проснулся исследователь. Я зачитывался книгами по космологии, бионике, философии, критике западной психоаналитической концепции анализа поведения людей. Но фантастика, научная фантастика, захватила моё воображение вместе со Следопытом и Великим Змеем с четвёртого класса и по сей день. Романтизм и теперь кажется мне самой достойной идеей и путеводной звездой юношества. Летом 1970-го года, когда мне ещё не исполнилось шестнадцать, я шел днём по двору - из дома к летней кухне, когда вдруг всё вокруг как-то преобразилось, и я увидел боковым зрением полупрозрачное зеркало или плоскость в метрах пяти семи надо мной, которая скользила ко мне с северо-восточной стороны двора. В самой плоскости, растопырившись, как лягушка, в отражении сидел или застыл «саламандро- подобное» существо, явно гуманоид.
Плоскость надвинулась на меня, прошла сквозь меня, и я почувствовал и увидел, что это существо уже во мне, но не вульгарно физически, а в моём субъективном, внутреннем мире. Не долго думая, я мысленно посадил его в клетку и как бы там закрыл. После этого я заметил за собой некоторые изменения. У меня появился интерес к математической логике, «интегральному исчислению», теории групп. (Я сентиментально плакал над биографией Э. Галуа)… Через несколько лет мне, всё- таки захотелось освободить его, этого Саламандра, но это было уже в другое время, и я уже был другой... После этого случая я стал видеть во сне странные пейзажи и графические рисунки, непонятные знаки и символы. Я запомнил некоторые из них, они казались гармоничными и законченными, как логически, так и графически…
В следующем, 1971- ом году, закончив музыкальную школу по классу фортепьяно, я со спокойной душой занялся спортивным пятиборьем, три года подряд входил в десятку лучших спортсменов города Николаевска, Волгоград-ской области, г. Камышина и Котово, пока не заболел желтухой, или болезнью Боткина. После болезни быстро бегать и поднимать тяжести я уже не мог...
Но, что было очень интересно, стал чувствовать «своё биополе», ощущая между руками некоторую мягкую, иногда покалывающую пальцы субстанцию, которую можно было пропускать «по себе», «через себя», и наводить на любые предметы. Я стал искать батарейки, спрятанные в саду, ощущать магнитное и электростатическое поле.
В 1972-ом году, закончив десятый класс и не дожидаясь выпускного бала, уехал, после некоторых колебаний, поступать в военную инженерно– техничес-кую академию им. генерала Комаровского, в городе Ленинграде.
В июне 1973 года, в лагерях под Зеленогорском, будучи замученным строевой подготовкой «слушателем», я изложил на бумаге, в школьной тетради свои наболевшие мысли о новой науке «интуистике» или «основах теории моделирования интуитивных систем». Вышла полностью заполненная тетрадка, с оригинальными графическими моделями, их иллюстрациями и описаниями с новыми, ещё никем доселе не предложенными представлениеми о законах философии существования этого мира…
Эти графические, точнее функционально- имитационные модели (императивы) легли в основу метода психографического моделирования, как одного из «новых» методов самопознания и формирования представления об известном, но так же совершенно новом, фантастическом континуальном знании . Армейская жизнь постепенно вытравляла из меня вольнодумство и с 1975-го года наступила серая полоса депрессии, отчуждения. Я стал козлом отпущения на курсе, - откровенность, остроумие и бравада с однокурсниками привели к тому, что меня ненавидела или презирала толпа, а мне стала ненавистной текущая «курсантская жизнь» и ещё больше – будущая военная служба. В 1977-ом году, за пол года до окончания академии, как раз после преддипломной практики на базе АПЛ в Гремихе, я понял, что такая служба, где пьянство, грязь, вши и бесправие, - не по мне. По- другому, там ничего быть не могло, в то время, конкретно и для меня.
Во всяком случае, мне так казалось. Это был конец моей короткой военной карьеры. Я «заболел» и уволился в запас.
Дома меня встретила семья, весеннее тепло Волжских степей и напряженное, каждодневное ощущение пустоты в душе, и острое понимание необходимости поиска смысла своего бренного существования в этом мире.
Долго не думая, я подал документы на электромеханический факультет Волгоградского сельскохозяйственного института, и благополучно закончил его
В 1979-ом году, став гражданским инженером- электриком. Учеба в институте, если это можно так назвать, была ознаменована знакомством с музыкантом Владимиром Муравлёвым, его сестрой Ириной, и моей будущей женой Ириной Клочковой.
В 1978-ом году я победил на конкурсе лучших научных студенческих работ с докладом под таким названием «Интуитивное моделирование электронных схем и формальная автоматическая сборка новых (любых) приборов».
Тогда-то я понял, что «могу» стать ученым или писателем- фантастом…
Но, судьба распорядилась по другому, могучая рука будущего, взяв меня за шкирку, в 1982 году, поставила «на место» т.с. «планово-историческое».
Событие это описано мною в повести «Галактическая весна или американский вариант»… С этого момента, собственно, и начинаюсь «Я», тот, кто «всё это дальше придумал и нарисовал…»
Лушничено Юрий Всеволодович, Москва, 2005 год.